Никогда не отпущу тебя - Страница 18

— О, и вот еще что! На той бензоколонке, где мы заправлялись. Шон случайно услышал разговор двух парней о каком-то бойцовском клубе сегодня вечером неподалеку от Чарльзтауна. В захолустье, у черта на рогах.

— Бойцовский клуб?

— Да, какое-то реальное деревенское дерьмо в поле. Двое парней становятся в ринг, окруженный связками сена на кукурузном поле, и в течение часа выбивают друг другу мозги. Когда один из них не встает, все кончено. Никаких правил. Довольно омерзительная хрень.

Гризельда поморщилась. После полного побоев детства — от ее матери, различных приемных родителей и Калеба Фостера — она совсем не горела желанием идти и смотреть, как двое взрослых людей тупо избивают друг друга.

— Я туда не пойду, — тихо сказала она.

— Ты пойдешь, черт возьми. Это местная достопримечательность, детка.

Гризельда повернулась на бок, лицом к нему.

— Джона, я не хочу на это смотреть. Ты знаешь, я выношу вида крови.

— Вы с Тиной можете встать подальше от ринга и говорить о своем девчачьем дерьме. Мы с Шоном хотим немного повеселиться. Я не собираюсь возвращаться сюда после обеда, только чтобы привезти домой твою жалкую задницу. Господи, именно поэтому мы и здесь! Чтобы повеселиться!

Джона повернулся на бок, оперся на локоть и уставился на нее. Он провел пальцем по ее шраму, который тянулся от основания подбородка до нижней губы. Его голос стал низким, а глаза злыми, когда он добавил:

— Ты пойдешь, Зельда.

Она сделала глубокий вдох и кивнула, раскрывая губы под давлением его пальца, проникающего ей в рот. Глядя как она его сосет, Джона наклонился вперед и прижался лбом к ее лбу.

— Вот это моя девочка, — сказал он, потянувшись к ее бедру, и в его голосе зазвучали резкие нотки, — И, кстати… Ты же моя девушка, не так ли?

Ее руки были зажаты между ними, но ей все же удалось скрестить пальцы.

— Мм-хм.

— Хорошо. Так, я давно хотел спросить… Кто, бл*дь, такой Холден?

Имя пронзило ее, словно пуля из дробовика, разорвав мягкие ткани и пробив безобразную дыру, отозвавшись адской болью. Она распахнула глаза. И стиснула зубы.

— Твою мать, Зельда! — сказал он, вырвав палец у нее изо рта.

— Извиняюсь, — сказала она, с трудом втягивая воздух, чтобы наполнить ее внезапно опустевшие легкие.

— Еще бы. Прошлой ночью ты произнесла во сне его имя, — сказал Джона, прищурив глаза и впиваясь в нее пальцами. — Кто, бл*дь, он такой?

Никогда, ни разу за весь год, что она была с Джоной, такого не случалось. Она не произносила вслух имя Холдена с того самого дня, как семь лет назад разрыдалась на крыльце заброшенной фермы Калеба Фостера. Она запрятала это дорогое ей имя так глубоко, что ее губы привыкли к тому, что его запрещено произносить, даже в бессознательном состоянии. Должно быть, из-за предстоящей поездки, прошлой ночью оно всплыло на поверхность, когда она, засыпая, вспоминала обнимавшую ее тонкую руку, его губы, припавшие к ее волосам, его пальцы, касающиеся их инициалов на стене. Холден. Его имя являлось для нее священным, и слышать его из уст Джона было кощунственно, нечестиво и гадко для ее ушей.

У нее бешено забилось сердце, совершенно не так как обычно, и она сразу узнала это чувство, которое уже почти забыла: ярость. Оно поднялось в ней, кипя и выплескиваясь, как лава, готовая в любой момент извергнуться из вулкана. И она поняла еще кое-что: прямо сейчас, в эту минуту, она ни капли не боялась Джоны.

«Кто, бл*дь, он такой?»

— Никто, — сказала она, в голосе читалось предостережение, и она откинулась назад от лица Джоны.

— Кем-то он должен быть. Ты во сне никогда не шепчешь «Джона», — пальцы Джоны скользнули по ее бедру, чтобы ущипнуть ее, а голос приобрел насмешливую интонацию. — Скажи мне, кто он, этот… Холден.

Гнев Гризельды кипел и нарастал, потому в ответ она уставилась на Джону, кипя от смелой, бесстрашной ярости, которую никогда раньше не проявляла.

«Ус-с-спокойся, Гри. Ус-с-спокойся».

— Перестань повторять его имя, — выдавила она из себя, протягивая руку к его запястью и с удивительной силой срывая его пальцы со своего бедра. Она отодвинулась, чтобы не касаться его, перевернулась на спину и уставилась в потолок.

От удивления Джона тихо заржал, а потом резко остановился.

— Да вы только посмотрите. У милой маленькой подлизы Зельды подо всей этой мягкой шерсткой на самом деле есть коготки, — он оседлал ее бедра, грубо схватил за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. — Думаешь, ты вправе указывать мне, что делать? Я, мать твою, перестану, когда буду готов, когда подобрею и захочу, сука. Холден… Холден… Холден… Кто он? Ты с ним трахалась?

Все застил белый цвет. В глазах белым-бело. Перед ним белым-бело. Там, где мгновением раньше над ней нависало лицо Джоны — белым-бело. Слепая, жгучая, дикая, неистовая ярость. Ей было плевать, когда он издевался над ней, бил, трахал, использовал ее. Но Гризельда провела единственную черту. Единственную. И Джона только что ее пересек.

«Перестань повторять его имя!»

Ухватившись руками за одеяло, откинув голову назад и уперев ее до отказа в мягкую подушку, она сделала рывок шеей, стремительно взметнувшись вверх, и со всей силы ударила Джону в нос своим лбом. Когда он закричал от боли, она извернулась и соскочила с кровати. Девушка стояла рядом с ним, уперев руки в бока, и глядела на то, как Джона, зажимает обеими руками истекающий кровью нос.

— Какого хрена, Зельда?! — он склонился лицом к коленям, и капли крови забрызгали его белые нейлоновые шорты. — Дубина. Дерьмо. Чокнутая!

— Я попросила тебя по-хорошему, — тихо огрызнулась она сквозь стиснутые зубы, потом открыла дверь и вышла из спальни в большую комнату коттеджа. Она стояла посреди комнаты, переводя дух.